Этот год стал для группы Рубикон — одной из старейших действующих саратовских групп — очень значимым. Во-первых, ей исполнилось целых 20 лет. Во-вторых, недавно группа записала новый альбом «Дневник Блаженного», который выйдет на физических носителях в начале 2016 года. Обо всем об этом и не только с лидером Рубикона Дмитриев Костиным пообщался Николай Шадрин.

— Я сегодня прослушал последний альбом, чтобы была почва для разговора и, можно было сделать какие-то выводы. Вопрос такой сразу: скажи можно ли его назвать итоговым в преддверии двадцатилетия группы? И хотелось бы услышать комментарии к моему впечатлению о том, что во многих моментах он похож на самый первый альбом «Прерия».

— Совершенно справедливое замечание. Этот альбом был как раз составлен из песен, не вошедших в другие альбомы. Эти песни в большинстве своём из того времени. Дело в том, что сейчас в нашем составе произошли изменения. Мы отошли от полностью гитарного звука. Звук «полегчал». Грубо говоря, на песнях, вошедших в альбом я экспериментировал, но это ни в коем случае не означает, что мы подошли к этим песням не серьёзно. К примеру, песня «Бал» не писалась раньше, оттого что я боялся её именно испортить. Теперь мы почувствовали, что созрели к её исполнению, и она появилась в альбоме.

— То есть это примерно как Кинчев, который лет 20 песню «Танцевать» нигде не публиковал, а потом вдруг неожиданно записал, причем её уже все знали по некоторым акустическим выступлениям.

— Вполне возможно провести некоторые параллели. А по сути, многие вещи из сборника уже исполнялись на квартирах, конкретно песня «Самурай» игралась и в электроварианте. В ином виде, правда, нежели теперь.

— Мы немного отошли в сторону от темы. Хотелось бы поговорить вот о чем: учитывая, что это уже 9-й альбом группы «Рубикон» за 20-летнюю историю. На моей памяти отложились лет 15 как минимум,  когда коллектив отличался плодовитостью песенной и альбомной и при этом не особо запомнился плодовитостью концертной. Отсюда возникает резонный вывод, что группа «Рубикон» больше студийная, чем концертная. Это так?

— Так сказать было бы неверно. Есть время разбрасывать камни и есть время камни собирать. Время садиться на студию – время играть концерты. Тем более возможно многое из нашей деятельности проходит мимо саратовской публики. Здесь мы играем реже, нам более интересно гастролировать. А выездные выступления естественно делать сложнее, чем выступления местные, отсюда и суммарная доля концертов меньше. Поэтому по факту деятельность ведётся достаточно бурная и студийная и концертная.

—  А такой перевес в пользу выездных концертов это цель или складывающаяся ситуация? Здесь сложнее играть?

— Здесь дело в другом. Местная публика больше нацелена на хорошую «тусовку», чем на оценку звучания и содержания того, что подаётся со сцены.

— А что тогда ты видишь в поездках по другим городам, чего не видишь здесь? И кстати что это за города?

— Вижу искренний интерес. Когда к тебе приезжает незнакомый коллектив, из другого города это всегда вызывает интерес. Если песни понравились, «зацепили» зрителя, едем туда ещё раз, и поток слушателей не иссякает. И потом, поскольку все альбомы опубликованы в интернете давным-давно, люди могут ознакомиться с репертуаром в любое время и в любой точке России, поэтому не вижу препятствий, чтобы не ездить. Бывают, конечно, определённые «накладки», с рекламой в частности – мы не можем этого контролировать в наших поездках. Однако, если люди относятся к этому добросовестно, полные залы мы собираем. Часто бываем в Питере, кроме этого Пенза, Волгоград, Воронеж…

—  В Саратове полный зал бывает сложно собрать?

—  Тут дело ещё в чем…  В Саратове множество вариантов с проведением выступлений. Как правило, в других городах это сводится к паре мест. Питер я в расчет не беру, там естественно в этом смысле «море разливанное».

—  Да, есть такая особенность в нашем городе. Огромное количество площадок.  Но давай вернёмся, всё-таки, к альбому. Выпущен 9-й альбом и, как я понимаю, идёт работа над 10-м…

—  Собственно говоря, работа велась параллельно над двумя альбомами. Этот просто мы быстрее закончили.

— Студийная работа ведётся уже 15 лет с момента выпуска в 2000 году альбома «Прерия» и ведут эту работу по сути два человека — это ты и Александр Червяков. Чем продиктован выбор именно этой студии и этого человека на протяжении всех этих лет?

—  Ну не два… Выбор сам по себе был совершенно случаен. Во времена начала нашей студийной деятельности, особо негде было этим заниматься. Было 2-3 человека, с одним из них меня и познакомили. Им оказался Александр. Конечно, с тех пор возможностей стало больше, однако и его студия не стояла на месте. Да и от добра, как говорят, добра не ищут. Каждый раз, начиная работу с новым звуком, на выходе у нас получается достаточно качественный материал. Были некоторые попытки записи в других студиях, которые закончились, на мой взгляд, не так удачно, как это было каждый раз в выбранной нами студии на эти 15 лет. Того звука, который нам даёт Александр Червяков, в других местах мы добиться не смогли.

— То есть это тот звук, который устраивает тебя максимально?

— Да, именно.

— Тогда вопрос такой. Сейчас скорее ситуация меняется, раньше может это было актуальней: в цивилизованном мире к примеру существуют такие люди, как саундпродюсеры, которые не просто сидят у пульта и делают звук таким, какого от него хотят группы, а являются полноценными участниками процесса. Это может выглядеть, к примеру, так: сэр Пол Маккартни приходит, допустим, к Джорджу Мартину и говорит: «У меня, Джордж, 20 песен, которые я написал за последние 2 года, послушай их и давай из этого сделаем альбом». Он слушает, выкидывает половину, говорит, что нужно переписать, что исправить, где изменить аранжировку, что-то вообще никому никогда не показывать. Так получается альбом. То есть человек сначала занимается творчеством, приходит к саундпродюсеру и совместно создаётся продукт. В каком виде это у вас происходит с Александром Червяковым?

— Песенный материал, исключительно моя работа. Аранжировки делает коллектив. Остальная работа со звуком проводится Александром, однако это не диктат и у меня есть возможность выбирать. Когда идёт окончательное сведение звука и ставится вопрос о выборе пары вариантов, последнее слово остаётся за мной. При этом я максимально прислушиваюсь к его мнению.

— Давай выйдем немного за рамки альбома, группы, дабы раскрыть тебя как личность, лидера. Чисто стилистически музыка «Рубикона» обрисована и угадывается из альбома в альбом. Стиль русского рока, то, что игралось в 80-е, 90-е.

— Если брать текстовую традицию, то да.

— В связи с этим у меня имеется некоторое противоречие. Вот группа «Кино», творчество, которой ты знаешь и ценишь, была ориентирована на звучание, таких иностранных коллективов как Joy Division, The Smiths, The Cure и прочие, всё то, что было модным и актуальным в то время. То же самое Борис Гребенщиков и прослеживающаяся ориентация в альбомах на David Bowie, даже на Eurythmics, The Beatles. И так можно сказать про каждого, кто и откуда почерпнул. Это то, что касается главных личностей в нашем роке. Далее пошли уже их последователи. В том числе и группа «Рубикон», которые уже стиль брали с таких групп как «Алиса» или «Кино», а не с западных коллективов — первоисточников, на которых и были взращены наши корифеи русского рока. Что ты можешь сказать по этому поводу? Это вот лично моё мнение о современном положение в русском роке. Ведь, грубо говоря, копия хуже оригинала.

— Мне совсем недавно, в одном из интервью сказали, что «Рубикон» кто-то считает саратовским «Пикником». Очень лестно было такое слышать. Наверное, за таинственность, непонятность. Если люди сравнивают с подобными коллективами, я могу только радоваться. А насчёт того что «копия хуже оригинала»… Они тоже были копией.

— Просто смотри, почему возник такой вопрос. Я сегодня прослушал одну из песен нового альбома «Дневник блаженного», не буду говорить какую, и она мне напомнила другую песню, другого исполнителя. Я у тебя слышал такое и раньше и не понятно, почему ориентир идёт именно на это. Не было ли каких-то экспериментов?

— Понимаешь в чём дело. Если бы так у меня звучала каждая вещь я бы, наверное, сам испугался. А это достаточно продуманный ход, чтобы людям ложилось на ухо то, что им знакомо, что им по сердцу.

— То есть у тебя подобное в каждом альбоме можно заметить?

— Да, наличие таких песен имеется в альбомах.

— А сам ты следишь за музыкальными новинками, тенденциями? За выпуском новых альбомов тех же старых исполнителей?

— За выпусками альбомов старыми исполнителями и следить незачем, оно само собой происходит. А если брать по направлениям, то слушаю самые разные стили. Какое-то время увлекался арабской музыкой, какое-то время джазом, какое-то время народными произведениями, кроме кельтики, она ещё раньше в детстве прошла. То есть сейчас всего помаленьку, на перечисление конкретных групп уйдёт много времени. А вообще мне интересно слушать тех, кого я знаю. Например, группу Роджер, Непал. Эти коллективы я уважаю. На тех же «непальцев» глядя, хочется быть на них похожим. Просто когда я берусь делать музыку, я не знаю, что в итоге получится. А они, я чувствую, когда берут песню, знают уже, что из этого получится. Мне этого не хватает. Кого-то выделить ещё будет затруднительно. Многих я, наверное, не знаю.

— Ну я ведь не только о саратовских группах спрашиваю. Вообще о российской рок-сцене. К примеру, слушал ли ты новые альбомы «Алисы», «ДДТ», «Аквариума» за последние несколько лет? И какие выводы ты сделал, если сравнивать это с тем, чем они занимались раньше?

— Выводов особых нет. Просто все люди меняются…

— Отторжение что-то из этого вызывает?

— Отторжение ничего не вызывает. Нет и больших восторгов. Другое дело, что тут в силу моего возраста, да и материала глубокого, который они дают, который в принципе и не должен вызывать никаких зашкаливающих эмоций. Отношение у меня совершенно ровное к этому. К примеру, вот меня, бывает, спрашивают: «Ты любишь Шевчука?», тогда я отвечаю, что я не люблю Шевчука, однако это соразмерно с тем, что в каждом доме есть обычно три томика Пушкина, его никто никогда не читает, но они в каждом доме есть. Здесь та же история: ты можешь не любить, однако ты должен знать.

— Хорошо. Я думаю, пришло время перейти к творчеству «Рубикона» и может даже копнуть в историю группы. Я сейчас вспоминаю прошлое интервью с тобой, которое, насколько я знаю, не было даже опубликовано, и стараюсь не задать те же самые вопросы, что бы ты то же самое не ответил второй раз.

— Боюсь, что то же самое я уже не скажу в силу прошедшего времени и изменений за это время.

— А давай это проверим. Я помню первый вопрос, который я тогда задал: «С чего у тебя началось увлечение той музыкой, которую ты сейчас играешь?». Скажем даже так, что повлияло на твоё мировоззрение в плане музыки?

— Так получилось, что с детства, ещё с бессознательного возраста, когда я не отличал живой музыки от неживой, джаз от рока, тем не менее, вокруг меня играла хорошая музыка. Когда же я стал старше, начал интересоваться, что-то в этом понимать на инстинктивном уровне, рядом со мной был Высоцкий, на слуху что называется, околобардовские песни и «Кино».

— Я как раз ждал названия этой группы, так как именно «Кино» ты тогда и назвал.

— Я кстати с удивлением тогда узнал, что «Кино» это оказывается рок-музыка. До этого я думал что то, что вокруг меня тогда звучало — Nazareth, The Rolling Stones – что это и был рок, а как мы понимаем Виктор Цой был очень далёк от этих коллективов по стилю. Поэтому для меня это было откровением, что это тоже рок-музыка.

— В то время он был ближе к наиболее продвинутым исполнителям, которые уже прозвучали в нашей беседе.

— Я тогда был ещё не шибко грамотен в этом в виду возраста. Дальше было больше и вот к чему это всё привело.

— Слушай, ты вот записал много альбомов, планируешь ещё записать немало, уже записываешь. А, в общем, какой багаж у тебя нереализованного материала за эти годы? На сколько альбомов их может хватить, если прямо сейчас взять и записать?

— Я думаю, что количество песен считать бессмысленно. У меня сейчас только тех песен, над которыми я работаю, около 25-ти, и альбом из них не складывается. Альбом это что-то большее, чем просто определённое количество песен. По большому счёту альбомов у нас вышло 8, а не 9. Так как один из них сборник — «XV». К 2011-му мы решили оглянуться назад. Последний вышедший, который был составлен, как я уже сказал, из старых песен, его альбомом назвать можно. Я очень серьёзно к нему подошёл, я подбирал песни. Это песни разных лет, но они связаны смысловой нитью альбома. Из планируемого дальше готовится очередной альбом из новых песен.

— А есть ли какая-то формула вдохновения? Что конкретно тебя вдохновляет на написание новых песен?

— Не могу ответить на этот вопрос. Я его много раз задавал себе. Могу только описать процесс. Когда я был моложе, то сначала писал текст, потом долго мучился с музыкой, а далее всё стало приходить сразу. Песня просто начинает звучать  в голове. Большего сказать я не могу. Знаешь, меня раздражает, когда в интервью, бывает, проскальзывает мысль о том, что «это идёт свыше». Не знаю, свыше ли это идёт у меня, или нет, но оно либо возникает, либо нет.

— Я вот вспоминаю интервью Гребенщикова, когда его спросили примерно о том же. А спросили его: какие радостные или грустные события заставляют его писать. И он однозначно сказал, что только радостные.

— Лично у меня такого разделения нет. И как мне самому кажется, меня даже не события заставляют писать. Что-то ещё… Просто какие-то яркие события в моей жизни совершенно никак не отразились и не оставили никакого следа на творчестве. В то же время в обыденности это просто выплывает из ниоткуда.

— Закончим пока с музыкальной частью, вернёмся к человеческой составляющей. Ты человек с высшим историческим образованием, которым ты не воспользовался в профессиональных целях.

— Да, я не работал по профессии ни дня.

— Что тогда заставляет заниматься вещами далёкими от гуманитарных?

— Тут всё просто. Наша экономическая ситуация. Если бы заработная плата у учителей истории или музейных работников была на уровне, я бы с удовольствием был бы именно в этой стихии. Но к величайшему сожалению я не могу существовать на такую зарплату. Кто это может и делает, низкий поклон им.

— То есть причина только в этом?

— Исключительно. В какой-то момент жизни я понял, что главное в ней это музыка, а всё остальное подсобное. Поэтому я сменил много разных профессий и продолжаю это делать и сейчас.

— Насколько я помню, ты работал и на складах…

— Я и на складах работал, был и предпринимателем, работал на производстве, был труд и физический и умственный. Я считаю любой труд в почете.

— Ты знаешь, я на своём опыте убедился, что любая профессия откладывает отпечаток на характер, на взгляды на жизнь, даже на манеру говорить. Из того количества профессий которые у тебя были, какую бы ты выделил? Чему тебя научили места, в которых тебе довелось потрудиться?

— Свой отпечаток скорее оставляло занятие музыкой, чем работа где-то. Музыка сделала меня лучше.

— То есть ты приходишь с работы на репетицию, отвлекаешься…

— Я бы сказал, что  меня работа отвлекает от основного занятия. У меня все немного по-другому. Я слежу за интервью, которые дают саратовские музыканты. Вопрос о деньгах очень актуальный.  Если бы я, к примеру, брал интервью, я бы этот вопрос не затронул, так как я вижу, что зарабатывать гораздо легче другими способами, нежели музыкой. Отсюда вывод: ты можешь заниматься своим делом, однако деньги зарабатывай в другом месте. Это возможно и я тому пример.

— Тебя такое положение вещей устраивает?

— Меня это не устраивает, но я не вижу иного выхода. То, что платят музыкантам и в частности группе «Рубикон», вина не группы, не отдельных людей, а вообще всей системы. Нужно просто по-другому к этому подходить, вопрос достаточно глобальный и я, наверное, в числе последних людей, которых будут слушать по этой теме. Да и дело это, в общем-то, не моё.

— Хорошо, давай тогда потихоньку будем завершать нашу беседу. И на финал я задам тот вопрос, ради которого мы тут и собрались. Приближается 20-летие группы. Для тебя круглые даты имеют определённое значение. На 15-летие ты сделал компиляцию, наверное, на 5-летие, 10-летие  тоже что-то было.

— Ты знаешь, впервые я задумался о сроке, когда «Рубикону» стало 10 лет. Отметил я его исключительно один. А через 5 лет возникла вот такая идея, что будет сборник, который назвали «XV». А вот теперь на 20 лет решили сделать концерт. Причем в меньшей степени с «Рубиконом», больше с другими группами, которые бы по-новому, может быть, попели бы наши песни и исполнили бы свои.

— Не будем пока, наверное, об этом распространяться, так как проект пока в разработке. В общем, ты не пошёл по пути выпуска на эту дату какого-то сборника?

— Пока что мне это видится именно в таком виде.

— Ну и закончим, давай каким-нибудь пожеланием тем людям, которые будут это читать. Что бы ты им хотел сказать?

— Поскольку я не знаю, кто будет это читать, нужно, как я понимаю, сказать что-то общее. Поэтому: мира, любви и счастья. Ведь это самое главное. Здоровья – как на дне рождения всем желают. Если будут читать музыканты, можно пожелать творческих успехов. Я в этом смысле банален. Всем хочется именно этого. Кто бы что не говорил.

Текст: Николай Шадрин